ХабаровскГеоргия Константиновича МАЛЮТИНА война застала в Подмосковье. Вместе со своими однокашниками он окончил лишь 9-й класс. Нападение гитлеровской Германии на Советский Союз перечеркнуло не только мирные планы, но и миллионы жизней людей.
Георгий Малютин, сегодня полковник в отставке, за годы Великой Отечественной войны был участником многих тяжелейших сражений, в том числе битвы на Курской дуге в рядах 11-й гвардейской Армии. За боевые заслуги награжден медалью "За отвагу", орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны I степени и другими наградами. 9 мая 1945 г. встретил в Кенигсберге.
Георгий Константинович вспоминает, что уже вечером 22 июня первые повестки поступали военнообязанным. Так и его брат, только что вернувшийся из рядов Красной Армии, был вновь призван на военную службу 23 июня. Несмотря на то, что гитлеровские войска стремительно продвигались по территории Советского Союза, занятия в подмосковных школах не прекратились и осенью 1941 г.
- Когда стало ясно, что страна стоит на пороге битвы за Москву?
- Мы с одноклассниками хорошо осознали это в октябре 1941 года. Буквально в один день школа, где мы учились, была перепрофилирована в госпиталь. И в наш поселок Вербилки на постой зашла Конная армия генерала Петра БЕЛОВА (Гвардейский кавалерийский корпус. - Прим. авт.). Генерал-майор Белов был одним из первых военачальников, предвосхитивших победу русского оружия под Москвой еще осенью 1941 г.
Мы с мальчишками тут же побежали к конникам проситься на войну. На нас только рукой махнули: мол, подрастите сначала. Тогда мы пошли в военно-учетный стол добиваться призыва. На войну нас, конечно же, никто не взял, мне и моим школьным товарищам не было еще и 17 лет, а несовершеннолетним не имели права выдавать оружие.
- А не страшно было? Легче же было отсидеться в тылу.
- Именно в тот момент передо мной и моими одноклассниками стоял лишь один выбор - как мы можем умереть достойно, с честью, с оружием защищая Родину, или быть расстрелянными, растерзанными немецкими войсками, оккупирующими территорию. Фашисты, захватывая каждый поселок или город, сразу расстреливали или забирали на работу в Германию молодых людей околопризывного возраста. Кроме того, было очень сильно чувство патриотизма. Каждый комсомолец и коммунист считал своим долгом защищать Отечество с оружием в руках. А мы были комсомольцами.
С таким щемящим чувством, что ничего не можем сделать, мы прожили несколько месяцев. Хотя зря времени не теряли. Вместе с нашим физруком в дневное время ходили охранять мост через реку Дубна, там проходила дорога на Ленинград. Свои заявления с просьбой призвать нас в армию мы оставили в военно-учетном столе, и спустя 4 месяца нам пришли письма из I Московского пулемётного училища. Так мы были направлены на учебу в Рязань, куда эвакуировали училище. Условия были, разумеется, тяжелые, как и везде. Кормили нас супом из чечевицы, а таскать на себе приходилось станковый пулемет "Максим" (более 50 кг), с которым в дальнейшем я и прошел всю войну.
- Георгий Константинович, когда вас, вчерашних школьников, направили на передовую?
- В феврале 1943 г. в Советской армии восстановили офицерские звания и все причитающиеся для этого знаки отличия: погоны, звезды и т.д. Для нас, еще совсем мальчишек, это было грандиозное событие, мы должны были стать первым офицерским выпуском в июле 1943 г. Однако нашим планам не суждено было осуществиться. 5 июля 1943 г. начались сражения на Курской Дуге, они продолжались 50 дней и ночей, до 23 августа. На Гитлера работала вся Европа. Именно тогда у Германии появились новые танки с "тягучей" броней "Тигр" и "Пантера", штурмовые орудия "Фердинанд", истребители "Фокке-Вульф" и штурмовики "Хейнкель". Фашисты планировали стальным клином прорваться на территорию, обороняемую Советской армией. Им удалось углубиться в некоторых направлениях на 25 км.
8-9 июля нас, курсантов, бросили в бой в первый раз. К линии фронта 4 часа ехали поездом, тогда впервые нам дали военный паек - пшенку в брикетах, которую мы съели сразу в вагоне. Страшная бомбежка была, однако наш состав не задело. На станции назначения нас встретил командир, весь черный от копоти. Сразу было понятно, что идет жестокая битва. В лесу мы приняли гвардейскую клятву и были введены в первую линю обороны 250 Гвардейского стрелкового полка 83 Гвардейской дивизии 11 Гвардейской армии. До передовых траншей мы ползли по-пластунски, вытягивая на себе и оружие. Перед боем нам зачитали приказ Сталина "Ни шагу назад!". Но у нас даже мысли такой не было, а наоборот, была ярость против врага.
- Какой в те дни предстала перед вами Курская дуга?
- Страшная обстановка, ад кромешный. Земля горит, буквально плачет, вокруг полыхают поля с пшеницей, ни одного уцелевшего дома, только трубы торчат. Бесконечно падающие самолеты, и наши, и немецкие, взрывающиеся танки. В день мы отражали до 12 атак. Погибших солдат порой не успевали уносить с поля боя, такая битва была. Там многие нашли свой последний приют. 12 июля 1943 г. был самый страшный день сражения, немцы пробили оборону. Танки оказались за нашей спиной, а пехоту мы отрезали. Танкам оказалось сложно без пехоты, это обстоятельство мы сразу прояснили и стали забрасывать их бутылками с зажигательной смесью. Столько моих товарищей в те дни погибло…
- За Курскую битву вы были награждены медалью "За Отвагу", а позже орденом Красной Звезды…
- Представлять меня к медали "За отвагу" после битвы было некому, командир погиб, поэтому награду получил позже. А орден получил за участие в операции "Багратион" по освобождению Белоруссии. Со своими однополчанами прошел всю войну, вплоть до Восточной Пруссии: а это и Брянский, и Западный фронты, Первый и Третий Прибалтийские фронты, Первый Белорусский фронт. Ни одного дня не удалось ночевать под крышей, в лучшем случае на земле - под плащ-палаткой, подпирали друг друга спинами, чтобы не замерзнуть. Помню тяжелый бой на Пинских болотах на Псковщине, приходилось стоять по колено в воде буквально сутками. Немцы ни на минуту не прекращали артиллерийский огонь. Там меня здорово прижало ящиками со снарядами, вывихнул третий позвонок. Так всю жизнь о себе ранение и напоминает. В Витебской области в 1944 г. фашисты окружили нас двойным кольцом, обстреливали зенитными снарядами. Это было на Лохматой высоте, мы там держались целую неделю. Провианта не было никакого, растапливали снег и питались липовыми почками. Потом обманным путем ночью удалось пробиться: часть наших солдат сделала вид, что идет в атаку, и кричала "ура", тем самым отвлекая немцев, другая же группа прорывалась совершенно с другой стороны.
- В конце войны немцы сбавили свое сопротивление? Ведь уже было понятно, что Советский Союз гонит их прочь от своих границ.
- Немцы ни метра без боя не сдавали, очень ожесточенно сражались, никогда не бежали, по крайней мере, на моей памяти. Конечно, так называемые "языки" в начале войны вели себя высокопарно. Как-то меня попросили перевести вопросы нашего командира, я немного знал немецкий. Единственный его ответ был - "руссиш швайн" (русская свинья). Уже в конце войны даже в плену немцы порой организовывали сопротивление. А когда были вынуждены отступать, они оставляли после себя выжженные деревни и виселицы, особенно в районах действия партизан. Я все это видел собственными глазами: висели женщины, 3-4-годовалые детишки, старики, никого не щадили. Ну а когда они защищали свои земли, Восточную Пруссию, в буквальном смысле стояли насмерть. Даже после 9 мая в Кенигсберге зверствовали снайперы. Вообще Восточная Пруссия была очень хорошо укреплена, а Кенигсберг представлял собой и еще очень хорошую оборонительную крепость 1897 г. постройки. Но в то время нам уже помогала авиация, город бомбили и англичане, и наши.
- Ненависть к немцам была сильная?
- Конечно, было осознание, что это тоже простые люди, которых направили на войну и многих не по своей воле, у них есть свои семьи и дети, как в них можно стрелять, об этом думал я в первые дни войны. Но как только я вспоминал моих товарищей, одноклассников, которые остались на поле брани в первом бою, во мне возобладало чувство боли и негодования. Врага надо было уничтожить.
